Давненько мне не выпадало достаточно времени, чтобы поместить сюда хоть сколько-нибудь разумные мысли. Либо этих мыслей просто не было, либо не было сил, чтоб ухватится за них, либо меня просто жосско динамили с компом.
Погода налаживается, что не может не влиять на мое настроение. Также на него не может не влиять ближущееся
лижущееся окончание учебы, но как обычно не все так гладко, как хотелось бы: ЕГЭ по алгебре я завалила и мне предстоит еще какое-то время попотеть. Но меня это почему-то нисколько не волнует. Я нахожу спасение в книгах, потому что искать его в людях, как я поняла, уже нет смысла. От балды взяла первый попавшийся том из собрания сочинений Толстоевского. Рассказ "Вечный муж" проглотила за вчерашнюю половину воскресенья (здорово иногда почитать что-то психологическое без гона на царизм), а теперь упиваюсь романом "Подросток" (никогда не слышала, чтоб 21-летних мужиков так называли, но, наверное, в то время были какие-то другие критерии). Видимо, что-то руководило мной в той момент, когда я выбирала книгу: никогда я не сталкивалась с литературными героями, которые были бы
так на меня похожи.
Как же я отчетливо теперь вижу многие из своих недостатков. Нет, конечно, полного сходства быть не может, но один отрывок из рассуждений Аркадия Долгорукого просто может послужить моей характеристикой на данный момент...
читать дальшеС двенадцати лет, я думаю, то есть почти с зарождения правильного сознания, я стал не любить людей. Не то что не любить, а как-то стали они мне тяжелы. Слишком мне грустно было иногда самому, в чистые минуты мои, что я никак не могу всего высказать даже близким людям, то есть и мог бы, да не хочу, почему-то удерживаюсь; что я недоверчив, угрюм и несообщителен. Опять-таки, я давно уже заметил в себе черту, чуть не с детства, что слишком часто обвиняю, слишком наклонен к обвинению других; но за этой наклонностью весьма часто немедленно следовала другая мысль, слишком уже для меня тяжелая: "Не я ли сам виноват вместо них?" И как часто я обвинял себя напрасно! Чтоб не разрешать подобных вопросов, я, естественно, искал уединения. К тому же и не находил ничего в обществе людей, как ни старался, а я старался; по крайней мере все мои однолетки, все мои товарищи, все до одного, оказывались ниже меня мыслями; я не помню ни единого исключения.
Да, я сумрачен, я беспрерывно закрываюсь. Я часто желаю выйти из общества. Я, может быть, и буду делать добро людям, но часто не вижу ни малейшей причины им делать добро. И совсем люди не так прекрасны, чтоб о них так заботиться. Зачем они не подходят прямо и откровенно и к чему я непременно сам и первый обязан к ним лезть? - вот о чем я себя спрашивал. Я существо благодарное и доказал это уже сотнею дурачеств. Я мигом бы отвечал откровенному откровенностью и тотчас же стал бы любить его. Так я и делал; но все они тотчас же меня надували и с насмешкой от меня закрывались. ...